В 48-м номере районной газеты «Сельская новь» опубликована статья «Достойный сын родины». В ней описывались боевые подвиги нашего земляка Степана Яковлевича Коркина. В конце статьи указывалось, что дальнейшая судьба героя неизвестна. Его фамилии нет в Книгах Памяти. А на днях в редакцию пришла его племянница Любовь Салтанова. Она рассказала, как завершился жизненный путь её дяди.

- Сильно была удивлена, что фамилию дяди не внесли в районную книгу «Они с войны пришли живыми», - говорит Любовь Анфилофьевна Салтанова. - Их семья жила в селе Яутла, Степан был старшим, 1921 года рождения. Кроме него было две сестры — Фекла, Екатерина (моя мама) и брат Анатолий. Сейчас их нет в живых. Судьба Степана Яковлевича после Великой Отечественной войны сложилась печально. Их часть направили на войну с Японией. На одной из железнодорожных остановок по бескрайней Сибири он поссорился с офицером. Ссора переросла в драку с применением оружия. Офицер был ранен. По законам военного времени дядю лишили всех наград, звания и отправили в трудовой лагерь на целых 7 лет. Домой он вернулся в 1952 году, женился. В их семье родились две дочери Нина и Ольга. Дядя был очень увлечённым и талантливым человеком — замечательно рисовал, писал стихи, рассказы, военные воспоминания, был заядлым охотником, любил рыбачить. Трудился он в Ертарском химлесхозе. По жизни Степан Яковлевич был весёлым, добродушным человеком. К сожалению, пожить долго ему не пришлось. Его жизнь оборвалась трагически в 39 лет. В нашей семье остались его фотографии , рассказы, написанные им. Есть рассказ-воспоминание про бой, в котором он участвовал:

«... В траншее встретился лицом к лицу с рыжим верзилой, пытавшимся отойти с пулемётом. Я успел уловить его перепуганный взгляд и судорожно шарившие руки, искавшие, очевидно, рукоятку парабеллума. Эта была его последняя попытка посеять смерть. После моих выстрелов он растянулся в траншее, обхватив длинными руками украшенными кольцами пулемёт, врученный ему его фюрером. Бой в обороне противника длился недолго. Могучие гранаты Ф-1 находили всюду пытавшихся удержаться фашистов. Они либо прижимались к земле и больше не поднимались, либо бросали оружие и бежали на запад. После небольшого затишья я вспомнил о комиссаре, который бежал со мной рядом. Отдав приказание бойцам найти комиссара, я стал перестраивать оборону в сторону отходившего противника. Вскоре мне доложили, что комиссар тяжело ранен. Мне, почему-то, стало стыдно, что я не заметил во время боя, как он упал и не оказал ему помощь. Я быстро пополз к нему. Он, завидев меня, громко сказал:

- Молодцы, ох же и молодцы ребята. Так мы до Берлина за одно лето доберёмся.

Правая голень его ноги была покрыта тёмными пятнами крови, лицо побелело, но настроение, как и раньше — бодрое.

- Знаю, мой друг, что люди нужны, но ничего не поделаешь, - заговорил комиссар. - Пытался ползти — не могу. Сквозное пулевое прошило ногу, даже разрывной зацепило. Вот это мы уж оба виноваты, не обнаружили пулемёты. А ведь бил рядом, уцелел проклятый. Жаль, а стыд-то какой — полтора месяца как из тыла и опять на койку. Прошу вас, товарищ лейтенант, отправь вот это моё письмо, я его утром написал, когда ещё... ну да ладно.

Он стиснул зубы и виновато посмотрел на меня. Его положили на плащ-палатку и понесли в тыл. На прощание он сказал: «Извините меня тов. лейтенант, но у меня сохранился учительский стиль и я всех по имени и отечеству называю. Пожелаю вам успеха, а главное с победой и невредимому возвратиться на родину».

В этот день мы продолжали наступать и отбили у немцев 6 км нашей родной земли, потоптанной немецким сапогом. Вечером, отдавая письмо, я решил узнать, кому же пишет комиссар. В клочке незапечатанного письма в нескольких строках излагалось следующее: «Здравствуйте, дорогие мои Лида и Вовочка. Горячо целую вас, ваш папка. Сообщаю о себе: жив, здоров, бьём немецких захватчиков и с каждым днём приближаем нашу победу. Лида, прошу тебя, пиши больше о себе, о Вовочке. Как у него зубки? Наверное, уже прорезались. Как у тебя с работой? Не задерживают ли выдачу денег по аттестату. Прости, что коротко написал. Завтра напишу больше. Целую, любящий тебя и сына Андрей. 22 июня 1942 года».