Самое сложное в любом тексте – начало: с чего и как? Эта задача усложняется в разы, когда нужно писать о человеке, знакомом тебе только по фотографиям, но, благодаря сохранившимся дневникам, письмам и рассказам родственников, родном и близком.

Он – наша гордость, наш героический предок, на которого стоит равняться. Клавдий Петрович Казаков – старший сын, единственный в семье, кто вернулся с войны в 1945 году. О себе в сохранившейся автобиографии он писал подробно, но скупо, излагая лишь факты: родился, учился, работал, женился… Чтобы понять и увидеть полноценную и яркую историю, нужно уметь читать между строк. Для нас сегодня события жизни деда – нечто выбивающиеся из традиционных представлений о жизненных этапах и карьере. Чего только стоит информация о том, что в 17 лет он стал директором-заведующим школы в Усть-Терсюке. Такой карьерный рост после нелегкого пути в образовании – явление выдающееся. В своё время Клавдию Петровичу пришлось оставить учебу из-за плохого материального положения. Только вмешательство в его судьбу Шатровского отдела народного образования, позволило ему, выходцу из рабоче-крестьянской семьи, закончить курсы подготовки учителей сельских школ в Тюменском педагогическом техникуме и добиться таких стремительных успехов.

Читая его автобиографию, понимаешь, что дед был человеком, не любящим сидеть на одном месте. Его послужной список – путь поиска. Так, работа в школе вскоре сменилась на службу делопроизводителем в органах милиции, а уже 11 февраля 1938 года после работы счетоводом в Шатровской типографии его переводят на должность литературного работника районной газеты «Колхозный фронт». Здесь дед останется до призыва на фронт в 1940 году. Новая должность не была случайностью: он много писал и делал это с любовью. В детстве его дневники и письма казались романами: так живо и красочно рисовались в воображении события, которые дед когда-то пережил. И думалось, что писать так, как он, ты никогда не сможешь. Ты восхищался его талантом, его умом, его заинтересованностью во всём, его масштабным любопытством. Нигде в автобиографии он не написал и том, что кажется нам значимым – дед отлично рисовал. Его картины, написанные маслом, были неотъемлемой частью интерьера в бабушкином доме. Мы выросли, глядя на детально и изобретательно прорисованные букеты цветов; на двух девчушек, белокурую и темноволосую, улыбающихся нам с холста; на портреты, зарисовки, пейзажи. Больше всего именно пейзажи производят впечатление. Он любил гулять по лесу часами. Эту любовь к природе, к тому миру, который был для деда родным, знакомым и близким, он передал своим детям. Они и сегодня ищут душевных сил в единении с природой, превращая поход в лес в целый ритуал.

Однако, возвращаясь к фактам, нельзя упускать, что дед – это активность. Он часто совмещал основную работу с общественной деятельностью: был одновременно председателем первичной организации Осоавиахима и членом пленума райсовета ОСО. Не удивительно, что в январе 1940 года он ушёл добровольцем на финский фронт разведчиком. С этого времени в его жизнь, как и в жизнь миллионов людей, прочно войдёт война.

Командир танка, принимавший участие в боях за г. Полоцк, в июле 1941 года попал в окружение и был контужен при бомбёжке, в начале 1942 вошёл в состав только оформившегося партизанского отряда «За Родину» в должности командира отделения, а позднее, войдя «в глубокий тыл врага» в Белоруссии, комиссаром партизанского отряда. Борьба на оккупированной немцами территории, уход в тыл за вооружением, ранения и госпитали, откомандирован, прикомандирован – как фразы из учебника, не дающие увидеть живого человека – солдата, получившего медали «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-45 гг.» и орден Красной звезды. Как-то не задумываешься даже – а за что. Получил, значит, заслужил. Только в этом году мы узнали из официальных документов – за почти 127 убитых фашистских солдат и офицеров. Судя по тому, что не знали этого даже его дети, дед не особо распространялся на сей счет. Не испытывал гордости за убитых, но испытывал ненависть к врагу. Об этом он писал в дневниках эмоционально и сильно:

«– Что вы решили, – спрашиваю я его.

– Пойти сдаться в плен к немцам.

У меня, помню, даже сердце захолодело, и по телу пошли мурашки от их «решения».

– С ума, – говорю, – вы сошли что ли?...

…Из хат вышло несколько человек в шинелях с поднятыми руками и подошли к немцам. В плен сдаются черти! Обидно стало до слез, но что сделаешь? Нечем предотвратить! И, сжав зубы до боли в челюстях, я снова вернулся в хату и стал ожидать встречи с врагом, но не такой, как те, поднявши руки, сами пришли к немцам. Нате, мол, возьмите, мы ваши. Нет! Уж если поднять руки, так только для того, чтобы схватить немца за горло и задушить, как поганого пса, и, зная, что умер не агнцем, а тигром в борьбе с немецким шакалом». Столько мужества, внутренней силы, столько решимости умереть, но не сдаться. «Фашист пронёсся над нами, снова завернулся, и опять застучали около нас пули, подымая землю, как ветер, трепля волосы на обнаженной голове. Рёв моторов, и ветер рванул нас снова. Я решил, что пришел конец, и стал думать, чтобы этот конец наступил как можно скорее и без мучения». А ему всего 29 лет. Это ведь немного, вся жизнь впереди. У Клавдия время ещё было, а вот его братьям не повезло. Самый младший Степан 18-летним мальчишкой пропал без вести, средний Василий погиб в 1943 под Курском. Читать письма деда, узнавшего только в марте 1944 года из ответов матери, что его братьев больше нет, я не могу до сих пор. Вот когда ты не просто способен услышать, а и прочувствовать фразу «Война, что ж ты, подлая, сделала?»

А между известиями о смерти и боями были не всегда радостные будни, наполненные сном в болотистой местности, не взирая на погоду, предупреждениями жителей о пришедших немцах, невозможностью нормально поесть. «Стряхнул с себя песок и с унынием посмотрел на свои макароны, которых было уже только полкотелка, да полкотелка песку. Правду говорят: «голод не тётка». Выбросав сверху песок из котелка, я с наслаждением взялся уничтожать макарон, перемешанных наполовину с белорусским песком. Это был последний котелок армейского питания. Больше уже получать не пришлось, ибо нечего было…».

Из рассказов его детей, знаем, что именно с этого времени дед будет не любить собак, которые могли с легкостью выдать партизан. Война оставит Клавдию Петровичу в качестве напоминания о себе болезнь, не давшую ему прожить долго. Но он ещё многое успеет сделать. Вернувшись с войны в конце 1945 года, с 1 января 1946 дед вновь приступит к работе в газете «Колхозный фронт», которую будет совмещать с должностью уполномоченного Облрадиокомитета по Шатровскому району. В 1947 г. станет директором Шатровского районного Дома культуры.

Ненадолго уедет строить жизнь в Свердловск. Там его примут на должность механика-лаборанта военной кафедры в Уральском политехническом институте им С.М. Кирова. Но приобретенный на войне туберкулёз не даст деду задержаться в советском мегаполисе. Ему дадут группу инвалидности, однако комиссия так и не признает, что болезнь – последствие войны. Этот отказ будет бередить душу деда до конца его дней как символ непризнания потерянного ради победы здоровья.

По возвращению домой в 1951 году его трудовая деятельность будет прерываться продолжительными больничными. В ночь с 29 на 30 января 1958 года жизнь Клавдия Петровича Казакова оборвётся. Он оставит после себя 7 детей: двух сыновей и пятерых дочерей, младшей из которых исполнится всего 11 месяцев. Его жизнь – это яркий след в истории нашей семьи. Он наша легенда. Наша гордость. Наша память.

Татьяна СЕМЁНОВА, Юлия ШУПЛЕЦОВА.